С Евгением Стычкиным можно разговаривать бесконечно.
И особенно интересно его слушать. Бесспорная эрудированность и природное обаяние моментально подкупают собеседника. Евгений уже давно доказал, что «актер одного амплуа» - это не про него, он - настоящий творец, который может сыграть и комического персонажа, и злодея, и влюбленного романтика. Нам посчастливилось встретиться с артистом на съемках нового мистического триллера Ильи Хотиненко «Дар 2012». Несмотря на то что время из-за плотного съемочного графика было ограничено, Евгений охотно согласился пообщаться с корреспондентами журнала «Наш фильм».
Евгений, у вас уже был опыт съемок в фильмах подобного жанра?
Да, был у меня своеобразный опыт. Я снимался в телевизионном многосерийном фильме «Бункер» (реж. Александр Дулерайн, Сергей Корягин). Там Александр Леньков превращался в гигантского монстра, поедающего пауков, а я, оставаясь в обличии человека, становился пауком внутренне. Таким безжалостным, кровожадным чудовищем.
Какова основная линия фильма?
Здесь есть несколько тем, и одна них, как мне кажется, это тема выбора. Два человека придумали себе некую жизнь, которая им кажется правильной. Построили ее на тех идеалах, которые им казались единственно верными. Они хотели создать семьи, заработать максимально много денег и забраться на максимально высокую ступень общественной лестницы. И это все им удалось, но не принесло счастья. Одного из них эта ситуация ломает и убивает, а другой в отчаянный момент решает изменить свою жизнь и сделать что-то хорошее. Условно говоря, поехать спасать морских котиков или бороться с вымиранием ливанского кедра, но потом понимает, что правильнее спасти невинно обвиненную и заточенную девушку, которую видел до этого один раз в жизни - главную героиню.
Достаточно сложный сюжет...
Это я говорю о внутренних мотивациях, а не о содержании фильма. 99% зрителей из 100 даже примерно не увидят все то, что я вам сказал. А так все гораздо проще. Девушка обнаруживает у себя дар, но это открытие не приносит ни ей, ни людям ничего хорошего. Она может говорить только правду, а не всем людям хочется ее слышать, к тому же этот дар причиняет ей невероятные страдания, как физические, так и моральные. Так что можно считать, что кино еще и о том, что делать со своими необыкновенными способностями.
То есть ничего такого из «мира фантастики» не будет?
Нет, мы очень стараемся не снимать фантастику. Тут надо очень быть осторожными, чтобы не выпасть из жанра. Чтобы концепция сработала, нужно быть аккуратным и избирательным в своих фантазиях.
В фильме будут какие-нибудь сложные трюки? Я смотрю тут столько небоскребов. Может, с крыши будете прыгать?
Прыгать с крыши буду, но с такой небольшой, с которой любой человек может спрыгнуть. Есть еще сцены драк, есть сцены, в которых я убиваю несколько человек...
А за что, кстати, ваш персонаж убивает героя Александра Голубева?
Во-первых, именно из-за него по сюжету стреляется мой друг, и именно его люди преследуют нас с главной героиней. Потом у меня есть личная мотивация, я имею в виду, у меня, как у артиста Стычкина. Моя мама играет гадалку, которую он в кино убивает. Как же мне не убить господина Голубева за эти зверства? (Смеется.) Делайте, что хотите, но не надо трогать мою маму! (Смеется.) А вообще, вот, что я сейчас понял: я думаю, что жизнь без него станет лучше. Это не казнь, не месть. Просто я понимаю, что мир без Бурового будет лучше, чем мир с Буровым. Жестко? Кстати, пойду сейчас скажу режиссеру, он будет в восторге.
Часто вы можете что-то посоветовать режиссеру или как-то импровизировать на площадке?
Нет. Режиссер - «держиморда» (смеется), не дает сделать ни одного неоговоренного заранее шага. Мы работаем как музыканты, в строго заданном квадрате. Поэтому приходится молчать в тряпочку.
Вы практически все время проводите на площадке, а в театре успеваете играть?
Я начал репетировать роль Башмачкина у Владимира Владимировича Мирзоева в спектакле под названием «Башмачкин». Спектакль скоро уже выйдет. Сейчас роль Башмачкина репетирует другой артист, потому что я снимаюсь в кино. Попробую прямо перед премьерой мигом войти в роль. Не знаю, насколько это возможно, потому что я каждый день здесь.
А получится так быстро ввестись в спектакль?
Мы встретились с режиссером и разобрали всю линию моего персонажа. Все сцены прошли, придумали и развели все мизансцены. Соответственно, чисто технически это возможно. Но просто там такая роль, что ее нужно строить уже на прогоне, иначе это будет только техника. Для этого надо хоть какое-то время. Посмотрим, будет ли у меня это время. Если будет, то я очень хотел бы сыграть эту роль.
А из постоянных спектаклей что играете?
Я играю на данный момент три спектакля. В театре им. Е. Вахтангова, в труппе которого и состою, играю спектакль под названием «Дон Жуан и Сганарель» (реж. Владимир Мирзоев), в театре «Квартет И» спектакль Ольги Субботиной «Проявления любви» и еще раз в три-четыре месяца играю «А чой-то ты во фрак±?» в Школе современной пьесы. Этот спектакль я играю уже 13 лет с 1995 года. И вот я сыграю два спектакля в месяц, а потом полгода не играю. Так как-то сложились наши отношения с театром и, по-моему, все довольны.
А почему так странно сложилось отношения ?
Эту роль другие артисты играют. Просто иногда, когда случается какой-то форс-мажор, я приезжаю и с удовольствием выхожу на сцену. Это один из моих любимых спектаклей. Так сложилось что, ни разу за 13 лет я не отказался, а ведь мне часто звонят за час до спектакля или накануне.
То есть, если вам, скажем, на днях позвонят и попросят сыграть, не откажетесь?
Вот, например, был случай: ночами я снимался в кинофильме «Апрель», а днем репетировал Чарли Чаплина в театре Луны. Я приехал домой, у меня был свободный вечер, и передо мной стояла рюмка водки и тарелка супа. И вдруг зазвонил телефон. Я подумал: отвечу на последний звонок, потом выпью рюмку водки, съем тарелку борща и пойду спать. И в этот момент, а это было без семи минут семь, я поднимаю трубку и слышу голос Елизаветы Сергеевны, завтруппы театра: «Мол, ну вот так и так, Женя, приезжай». И я так легко отвечаю: «Давайте первый звонок». Я тогда был еще очень юным артистом и больше волновался, чем сейчас, да к тому моменту я не играл спектакль год и семь месяцев. А вы представляете, это главная роль, это балет, это опера, музыка, стихи, и это надо все помнить. Я спустился вниз, сел в машину и понял, что не могу попасть ключом в зажигание, до такой степени у меня тряслись руки.
Вам так легко дается запомнить все роли? Это же сложно, особенно когда случаются долгие перерывы.
Это не имеет отношения ни к экстраординарным способностям, ни к какой-то особой блистательности ума. Это профессиональная память. Я помню практически все спектакли, которые я когда-либо играл. Я помню спектакль «Машенька», который мы не играли пять лет, это огромный, сложнейший спектакль по Набокову. И вот сейчас, я бы мог сыграть его, ну может, застыл бы в некоторых местах с потерянным выражением лица, но вообще я не думаю, что допустил бы много ошибок. Мог бы сейчас сыграть любой спектакль театра «Луны», из которого я четыре года назад ушел.
А почему вы ушли из театра Луны?
Я несколько лет работал в театре «Луны», и был абсолютно счастлив. Каждая моя следующая роль была интересней, больше, занимательней и разнообразнее предыдущей. Последняя работа в театре Луны - роль Чарли Чаплина. Весь спектакль был придуман исходя из моей персоны, из того, что я умею и чему могу научиться. Это было замечательное произведение специально для этого придуманное, написанное и поставленное. И я понимал, что это некий апогей нашего совместного творчества с Сергеем Борисовичем Прохановым, по крайней мере, на некоторое время. То есть, не изменившись, мы совместно с Сергеем Борисовичем, ничего лучше не сделаем. А тогда зачем? Я сыграл Чаплина, я играл его с огромным удовольствием три года, и это тяжелейший спектакль. Но просто настал такой момент, когда надо было что-то менять, и я волевым решением это поменял.
А в жизни вы часто можете взять и что-то резко поменять?
Нет, я в этом смысле не так устроен, не умею что-то ломать. Я очень быстро привыкаю. Не могу, например, надеть новые джинсы, пока не протерлись старые. Я люблю все, как есть, не люблю ничего менять. Я абсолютный консерватор. Тем не менее я тогда на это решился, потому что это моя профессия и моя жизнь. Я довольно долго решался. Потом я достаточно долго работал в театре Моссовета. Играл с Михаилом Михайловичем Казаковым в спектакле «Король Лир». Это было огромное удовольствие.
Расскажите об этом этапе вашей творческой жизни, что было наиболее запоминающимся?
Пожалуй, самым большим удовольствием было работать рядом с таким человеком, как Михаил Михайлович. Его подход к этой роли и вообще к материалу производило на меня огромное впечатление. И мне очень дорого то, что мы сдружились, хотя сейчас крайне редко видимся. Во-первых, Михаил Казаков - неординарная личность. Во-вторых, это уходящая натура, таких людей больше нет. Есть люди не меньшего дарования, но вот таких уже нет. И если это интересно, а мне это безумно интересно, то это надо пытаться впитать.
Вы говорите сейчас об одном человеке или о целом поколении?
Конечно, о нескольких представителей того поколения, одним из которых является Михаил Михайлович Казаков.
То есть вам близко «то время»?
Если говорить о том времени, то я его не знаю, мы там не жили. Более того, я благодарен судьбе, что мне в то время жить не пришлось. Это могло бы быть испытанием, которое я мог бы с честью и не пройти. Но есть люди, чья система ценностей мне очень дорога.
А если говорить о драматургии. Сейчас на театральных площадках достаточно часто осовременивают классику. Что вы об этом думаете?
Бессмысленно переносить классику в современное время, не переделывая мотиваций, не переставляя каких-то акцентов. Потому что это неправда. Люди сегодня не стреляются, например, из-за того, что ты вдруг усомнился в их словах. Есть огромное количество сюжетов в мировой литературе, которые нельзя осовременить, просто переодев артистов в джинсы и майки. Это не сработает.
Тем не менее такой опыт существует в театрах.
Иногда получается, а иногда нет.
Когда, как вы считаете, получается?
Это зависит от режиссера, сценариста и актеров. Но я говорю о том, что, перенося это в другое время, нужно очень задуматься, что еще надо переделать и чем еще нужно помочь, чтобы зритель в это поверил. Если, скажем, перенести «Ромео и Джульетту» в какую-нибудь бандитскую историю, там, где есть клановые семьи и где очень жесткие понятия о семье и о религии, то надо их еще чем-то наградить. Возможно, нужно что-то додать, как-то обострить ситуацию. Это должна быть кропотливая работа сценариста и режиссера, чтобы это было правдой, но лучше, конечно, оставить это в том времени.
Вот мы говорим о том времени, а если вернуться опять к фильму «Дар 2012», насколько в нем будет показано будущее?
Это очень сложный вопрос, а будущее ли это? Это ближайшее будущее, скорее на уровне нашего размышления о том, что происходит с людьми, когда время проходит, нежели это, скажем, - Москва 2053-й. Мы не пытаемся заострять на внимание на времени действия. Да и потом, вовсе не это является главной задачей.
Евгений Стычкин: «Я абсолютный консерватор»
